В послевоенные десятилетия реальная власть национальных правительств
существенно сократилась ввиду появления новых центров власти как
на национальном, так и наднациональном уровнях. Происходит интенсивный
процесс «размывания» роли национального правительства, что связано
с диверсификацией центров власти. Целью данной статьи является исследование
эволюции роли национального правительства под влиянием процесса
глобализации международных экономических отношений, говоря иначе,
мы предпринимаем попытку рассмотреть глобальную экономику как фактор
эволюции роли национального правительства.
Глобализация - это основная тенденция 90-х годов; ее основой
является развитие передовых информационных технологий. Воплощением
этого процесса в мировой экономике является деятельность глобальных
корпораций, осуществляющих свою стратегию во многих странах мира.
В результате глобализации происходит изменение характера международных
экономических отношений. Во - первых, они становятся все менее иерархичны,
децентрализованы, происходит ликвидация промежуточных звеньев, мгновенная
реакция на запросы потребителей. Во-вторых, происходит, «планетарная
трансформация», когда весь мир становится единой экономической
единицей в своих ожиданиях, реакции и поведении[1]. В основе этого лежит информация.
Весь мир заговорил об INTERNET - глобальной компьютерной сети, объединяющих
десятки миллионов пользователей во всех странах мира, обменивающихся
различной информацией («пространство потоков», существующее в режиме
реального времени, т.н. виртуальное пространство).В настоящее время
происходит транснациональное расширение единого информационного
пространства.
Такая экономика, где все большую часть деятельности осуществляют
глобальные компании, требует и соответствующего транснационального
регулирования (транснационального законодательства), в котором на
сегодня ощущается еще значительный вакуум. Мировая экономика все
больше становится объектом не межнационального регулирования (стадия
интернационализации), а транснационального (стадия глобализации)
и ведущими акторами такой экономики являются «мультис» (образное
выражение ТНК, ТНБ) и международные организации, наделенные все
большим суверенитетом (например, ООН как прообраз будущего
мирового правительства).
Нельзя понять суть глобальной экономики, если ее насматривать
лишь как увеличение объема мировой торговли. От торговли между отдельными
странами мир переходит к единой экономике, единому рынку.
Первой особенностью глобальной экономики
является то, что финансовый капитал стал невероятно
подвижным. Инвесторы могут перемещать деньги через границы с небольшими
ограничениями со стороны национальных правительств или даже при
их отсутствии. Благодаря этому в середине 70-х годов и в связи с
появлением рынка евровалют и введением «плавающего курса доллара»
мировая экономика стала постепенно превращаться в транснациональную.
Она создается в основном потоками денежной массы, а не торговлей
товарами и услугами. Валютно-финансовая политика суверенных национальных
правительств оказывает все меньшее влияние на события, происходящие
на транснациональном валютном рынке и на рынке капитала, все больше
превращаясь в реакцию на эти события.
Парадоксами новой эры после окончания холодной войны принято
считать распад многонациональных империй и государств и создание
наднациональных объединений - таких, как Европейский Союз
и транснациональных корпораций[2]. Можно сказать, что
сейчас нет супердержав в традиционном понимании. Однако в
пределах любой отрасли есть несколько компаний - американских, немецких,
японских, британских, которые в совокупности составляют мировую
супердержаву в данной отрасли. «Новая корпоративная структура является
кульминацией процесса концентрации и интернационализации, который
поставил мировую экономику в значительной мере под контроль нескольких
сотен крупных фирм, не конкурирующих друг с другом по законам классического
рынка»[3].
К числу основных факторов, способствующих «планетарной трансформации»
исследователи относят «игру» на мировых валютных рынках с использованием
информации, быстрый перевод производства из одних стран в другие;
возникновение «мирового сообщества потребителей»; превращение корпоративных
управляющих в особую социальную категорию - «технократию». Большие
корпорации в отличие от национальных правительств планируют и действуют
в глобальном масштабе. Это ставит различные правительства в неравное
положение по отношению к ТНК, вызывая конфликтность интересов.
Поскольку ТНК расширяют контроль над производством, распределением,
информационными сетями, их частные интересы приобретают доминирующую
роль в определении глобального размещения экономической деятельности
и в доступе отдельных стран к новой технологии. Процесс транснационализации
экономики вызывает естественную защитную реакцию, направленную
на укрепление национальной экономики. При этом местный бизнес ищет
протекции у государства, добиваясь принятия ограничительных мер
даже на региональном уровне.
Уровень транснационализации национальных экономик и мирового
хозяйства в целом определяется масштабами развития зарубежного инвестирования,
международной торговли, международной специализацией и кооперированием
по сравнению с внутренними показателями. Наиболее динамично развивались
в последнее время прямые зарубежные инвестиции (ПЗИ). По данным
доклада Центра ООН по ТНК, во второй половине 80-х гг. ежегодные
темпы прироста ПЗИ составляли 34 %, что значительно превышало темпы
прироста мировой торговли и мирового ВНП. Объем продаж ТНК (всего
в мире - 35 тыс.) превзошел в 2 раза объем мирового экспорта В середине
90-х гг. ТНК контролировали треть мирового промышленного
производства, 40% которого было размещено вне
их стран. В 1982-1992 гг. годовой оборот 200 крупнейших ТНК
увеличился с 3000 до 5000 млрд. долларов[4].
ТНК, как отмечалось в некоторых изданиях, ставят под угрозу
национальный суверенитет и оказывать чрезмерное влияние, чтобы
гарантировать равные условия для бизнеса. Неудачные попытки ООН
заключить добровольный кодекс поведения относительно ТНК были сделаны
в 1992 г., но правительства и корпорации в равной степени были враждебны
по отношению к этой идее.
Раньше инвестирование следовало за торговлей, теперь же торговля
следует за инвестициями. Решающим фактором успеха в конкурентной
борьбе стала близость рынка сбыта, необходимо постоянное присутствие
на рынке, следовательно нужны инвестиции. Опыт США показывает, что
для того, чтобы лидировать в мире, будь то обрабатывающая промышленность,
финансы или услуги, необходимо иметь сильные позиции во всех странах
«триады» (Северная Америка, Западная Европа и Япония). Эта «триада»
не представляет собой единого рынка, однако она представляет
собой единую экономику[5].
Любая страна, не входящая в «триаду» может пользоваться преимуществами
глобальной экономики до тех пор, пока она поддерживает свободные
связи со всеми странами (Сингапур или Тайвань). Нет ни какой необходимости
в защите каких-то привилегированных групп людей или предприятий;
правительство должно быть «невидимкой» там, где речь идет о взаимоотношениях
с другими странами. Деятельность любой иностранной компании связана
с коммерцией, торговлей, развитием инфраструктуры, т.е. приводит
к созданию дополнительного количества рабочих мест. Длительный протекционизм
лишь тормозит развитие современных отраслей. Один из ведущих деятелей
европейской интеграции Ж. Делор считал, что применительно к любой
стране, большой или малой, беспредельное упоение суверенитетом,
стремление отгородиться от партнеров таможнями, собственной валютой,
иными барьерами выглядит как безрассудный экономический нонсенс,
неизбежно ведущий к проигрышу[6].
Если ТНК что-то и теряют в рамках отдельных стран в результате
забастовок или вмешательства государства, то они возвращают себе
все утраченное в транснациональном масштабе. Их доступ к максимально
благоприятным условиям производства во всем мире позволяет им подчинять
любые попытки внутригосударственного регулирования технологическим
и организационным новшествам транснационального сектора, делает
все инструменты национально-государственной экономической политики
негодными для контроля за деятельностью транснациональных корпораций.
Не лучше отвечают этому назначению и международные меры, ибо они,
являясь отражением внешней политики отдельных национальных государств,
не могут отрицать свою принципиально национальную природу.
Второй особенностью транснациональной экономики является глобальная
сеть коммуникаций, которая была создана благодаря технологическим
новшествам, сделавшим возможным для миллиардов людей одновременно
наблюдать события, происходящие в другом месте планеты (например,
Олимпийские Игры). 90-е годы означали начало эры глобальной информатизации
мировой экономики. Именно благодаря информационным технологиям,
революционизирующим способы накопления, передачи информации,
возникает новое пространственное размещение производства - приближение
производства к рынкам сбыта; децентрализация принятия решений. Крупные
городские агломерации становятся все в большей степени центрами
услуг, деловой информации. Благодаря компьютерным сетям люди все
больше предпочитают работать у себя дома. Супермагистрали (глобальные
информационные сети) создают новое информационное пространство на
глобальном уровне - «пространство потоков». Это реальность
ХХI века. Независимо от того, где люди живут и работают (пространственное
измерение), они будут жить в одном ритме и одном
времени, хотя при этом существует опасность утраты индивидом социального
контроля над принятием важнейших решений[7].
Третья уникальная характеристика глобальной
экономики - возрастающее международное разделение труда. Для
развитых стран сырьевая экономика стала маргинальной; экономика
становится все менее материалоемкой (в микрочипах доля сырья и энергии
- 2 %); информация как результат и как ресурс вообще не требует
ни сырья, ни энергии. А успешное развитие «новых индустриальных
стран» во многом определяется выбором «своего» места в МРТ и приспособлением
к тем структурным изменениям, которые происходят на Западе.
Дематериализация мирового производства и международного обмена
- все большее значение финансово- денежные и организационные факторы
производства и научно-технический потенциал. Решающую роль в конкурентоспособности
играют именно эти факторы. Новая технология становится самым ходовым
товаром на мировом рынке. Беспрецедентно возрастает глобальная мобильность
высокоэффективных производственных факторов: промышленного оборудования,
ноу-хау, технологий и пр. Благодаря этому возникают мощные технологичные
базы в новых регионах мира. В быстрорастущих регионах мира происходит
небывалый рост спроса на мировых рынках капитала.
Ни одна фирма не может долгое время обладать монопольным правом
на новую технологию, не упуская своего лидерства. В условиях массовой
диффузии технологии, главным преимуществом компании является
своевременный переход на новое производство и вынос устаревшей
технологии в другие страны на выгодных для себя условиях. Чтобы
быть лидером, надо одновременно производить и продавать во
всех частях мирового хозяйства. В глобальной экономике главной
предпосылкой успеха стало обладание рынком, а не природными ресурсами.
Рассчитывать на высокий уровень жизни можно лишь после подключения
к мировому рынку.
Сегодня ни одна компания в одиночку не может одновременно вести
работу по многим направлениям, что связано с высоким риском и затратами.
Происходит создание стратегических альянсов на базе контрактной
деятельности без объединения собственности. Во многих отраслях -
производство компьютеров, средств связи, авиатехника - чрезвычайно
быстро растут абсолютные затраты вложений в НИОКР и резко повышает
заинтересованность ТНК в объединении своих исследовательских
потенциалов. В западной литературе такие новые формы организации
бизнеса в глобальном масштабе получили название «виртуальные корпорации»[8] - единое образование
с огромными возможностями, представляющие собой результат «сложения»
партнерских связей, устанавливаемых по мере необходимости.
Создание групп специалистов из разных компаний, работающих коллективно
над проектом с помощью компьютерных сетей, функционирующих в режиме
реального времени станет обыденным явлением.
Национальные правительства отвечают на вызов глобального роста
рабочей силы и потребность оплатить возрастающие научно-исследовательские
расходы, изыскивая экономию за счет роста производства и гарантированный
доступ к большим рынкам. Основные правительственные стратегии в
индустриальном мире преследовали достижение на переговорах
беспрецедентных соглашений, чтобы объединить рынки и поощрять власть.
Американский экономист Л. Туроу отмечал: «Те, кто управляют глобальным
рынком, пишут его правила. И так было всегда»[9]. Та страна (или те страны)
которые устанавливали правила, являлись обычно победителями на
конкурентом рынке. Хрестоматийным примером этого служит международный
рынок нефти.
Спустя 20 лет после того, как произошел нефтяной кризис в 1973
г., нефть остается стратегическим товаром. «Нефтяной шок» 70-х
казался пиком нефтяного национализма. Это было время, когда экономика
зависела от мнений министров нефти стан ОПЕК и борьбы
с несправедливостями колониализма. Это было начало Нового международного
экономического порядка (НМЭП), который рассматривался как перераспределение
богатства с Севера на Юг.
Однако сейчас экспортеры нефти уяснили, что они также нуждаются
в импортерах, как и импортеры в них. Производители обеспечивали
производство нефти для продажи, а потребители обеспечивали рынок
нефти. Такие изменения поставили вопрос о большом значении
безопасности и долговременных отношениях между ними, которые будут
служить интересам обоих. Война в Персидском заливе показала им решающее
значение нефти в глобальном балансе сил и взаимозависимость
между потребителями и потребителями[10].
И, наконец, еще одна уникальная характеристика глобальной
экономики - потребность в сотрудничестве в решении проблем охраны
окружающей среды, таких, как "озоновая дыра", кислотные дожди,,
глобальное потепление, истощение водных ресурсов и потеря лесного
покрова. Действия отдельной страны или даже нескольких стран,
чтобы найти ответ на этот вызов, бесполезны. Только через беспрецедентное
сотрудничество - будет возможно найти средство преодолеть
отрицательные последствия индустриальных и сельскохозяйственных
действий почти шести миллиардов людей.
Транснациональный характер экологических, экономических и технологических
проблем ставит человечество перед необходимостью совместного транснационального
решения этих проблем. Ущерб, причиняемый природе, и опасности, связанные
с процессом модернизации, приобрели глобальный характер, не считаются
ни с какими национальными границами. Национально-государственный
суверенитет все больше подрывается экономической мощью транснациональных
корпораций, не подвластных никакому демократическому контролю. Технологический
индустриализм сглаживает различия идеологий, нравов, обычаев, мод
и образов жизни повсюду на земле. Национальное государство исчерпало
свой потенциал и стало непригодным в нынешних условиях. Его правительство
не может совладать с глобальными проблемами. Лидер германских социал-демократов
О. Лафонтен отмечал на рубеже 80 - 90-х гг.: «Настала пора заменить
его демократическими, политическими и государственными транснациональными
организациями, способными к эффективной деятельности. Утопия о всемирном
государстве вновь стала актуальной ныне, в условиях глобального
экологического кризиса»[11].
Послевоенный период - период ключевой роли национального правительства
в «государстве всеобщего благосостояния» - закончился в 80-х годах,
когда в странах Запада произошла «неоконсервативная революция».
Идеология сокращения государственного вмешательства в экономическую
сферу была отражением новых реалий - утверждения глобальной экономики.
В условиях глобальной экономики экономические соображения почти
всегда превалирует над политическими. Высшие лица в бизнесе (деловая
элита) представляются часто более важными фигурами, нежели политические
деятели. В условиях глобальной экономики президентам, премьер-министрам
и парламентариям отводится все менее важная роль. Теперь основная
политическая задача заключается в модернизации политических структур
для облегчения процесса глобализации экономики всех стран. Национальные
правительства должны были примириться с повышением роли международных
финансовых организаций, таких как Международный валютный фонд
и Мировой банк, на деятельности которого стоит остановиться подробнее.
Эти, т. н. «бреттон-вудские» учреждения, восполнили потребность
в международных банках, оказывающих помощь, что способствовало быстрому
развитию мировой экономики после второй мировой войны по сравнению
с межвоенным периодом. Отсутствие таких учреждений в 1930-х
гг. продлило и углубило «великую депрессию». После второй
мировой войны, большинство стран мира испытывало недостаток инвестиционного
капитала. Правительства, кроме Соединенных Штатов, не могли бы предоставить
этот капитал, так были слишком бедны. Частные финансовые рынки были
маленькими, а частные банки предпочитали не рисковать. Мировой
банк заполнил некоторые из этих пробелов. Используя гарантии
правительств, Банк был способен увеличить реальные фонды, которые
он размещал с целью восстановления экономики, разрушенной
второй мировой войной мира. Затем банк взял на себя более значительную
и долгосрочную задачу поощрения экономического развития.
Тем не менее, Мировой Банк был основан в то время, когда правительства
были главными экономическими акторами в мире. Тот факт, что Банку
запрещалось предоставление займов, которые не предназначались или
не гарантировались правительствами, первоначально не вызывал
никакой проблемы. Поскольку частные секторы росли в развивающихся
странах, стало ясно, что эффективность деятельности Мирового банка
будет ограничена, если он не сможет найти пути для помощи
этому сектору. Этот недостаток привел к основанию Международной
Финансовой Корпорации (МФК) , которой разрешалось кредитование
только частного сектора..
Все более и более, Банк также координировал действия других агентств-доноров
и национальных правительств, что требовало от последних согласия
с условиями предоставления займов, которые иногда рассматривались
как нарушение национального суверенитета. МБ периодически созывал
и руководил комиссиями стран-доноров. Такие встречи
помогли сочетать национальные и многосторонние программы помощи
для таких ключевых стран, как Индия или Мексика. Вопрос координации
помощи также возникал в отношении региональных банков развития.
До сих пор координация между Мировым банком и Межамериканским,
Азиатским, и Африканским банками развития была неформальной. Группа
Мирового банка должна играть большую роль в обеспечении того,
чтобы эта координация была эффективной.
Более того, Мировой банк выступил в определенной степени действующим
лицом в проведении политических реформ. Один из ведущих сотрудников
Мирового банка Х. Оуэн отмечал, что Чехия, Венгрия, Польша,
Словакия, и Словения избрали не только политическую демократию,
но также ориентируемые на рынок экономические системы. Мировой
банк и МФК предпринимали энергичные действия, чтобы помочь правительствам
и частным секторам этих стран посредством экономических реформ
закрепить политические изменения[12].
И Мировой банк, и МВФ, как показывает история последнего десятилетия,
взяли на себя некоторые функции всемирного правительства. Наибольшее
внимание идея всемирного правительства привлекала к себе по завершении
первой, а затем второй мировой войн, и тем не менее она не смогла
реализоваться: Лига Наций и ООН оказались не в силах решить многие
глобальные проблемы. Более реальный шанс достичь политического единства
имеют региональные союзы государств, которые по уровню экономического
и культурного развития недалеко стоят друг от друга: АСЕАН, Организация
африканского единства и Организация американских государств, и,
конечно, Европейского Союз, который дальше всех продвинулся по пути
интеграции
Составляющими компонентами транснациональной экономики уже не
являются только национальные государства, хотя несомненно большую
роль все играют страны - лидеры. Но постепенно принятие решений
во все большей мере переходит к региональным институтам (супранациональный
уровень). Экономическая политика все больше определяется взаимодействием
между регионами. Регионализм создает единицу, способную проводить
эффективную торговую политику. Он создает механизм, способный
к взаимодействию на принципах взаимности не только в торговле
товарами, но в сфере услуг, инвестиций и интеллектуальной собственности.
Самым ярким примером согласования интересов национальными правительствами
является Европейский Союз.
Ныне европейская интеграция вступила в новый этап транснационализации
власти. Маастрихтские соглашения 1991 г., которые создали правовую
основу для Европейского Союза, максимально расширяют сферу
действия транснациональных тенденций в европейской интеграции, обеспечивая
гарантии их необратимости.
Договор вводит понятие «гражданского союза»
[13], в который включены граждане стран-членов ЕС, что
позволяет говорить о формальном признании реального наличия гражданского
общества на транснациональном уровне. Транснационализации власти
сопутствует транснационализация общества. Однако вряд ли на этом
основании можно делать далеко идущие выводы о том, что в соотношении
«национальная власть - наднациональная власть» перевес на стороне
транснациональных органов. Национальные правительства были и остаются
активными участниками интеграционных процессов. Хотя в Договоре
подчеркивается необходимость более широкого вовлечения национальных
парламентов в деятельность Европейского парламента, сохраняется
принцип единогласия при решении многих принципиальных вопросов.
А важные вопросы внешней политики, внутренней и внешней безопасности
по-прежнему остаются в компетенции национальных правительств, хотя
и рассматриваются как предмет «общего интереса».
Исследователи, анализирующие содержание наднациональной власти
в Европейском Союзе, в первую очередь обращают внимание на так называемый
«дефицит демократии»[14].
Под этим подразумеваются, как правило, ограниченные полномочия Европейского
парламента - единственного института ЕС, который избирается прямым
голосованием граждан стран-участниц ЕС. Однако, в отличие от национальных
парламентов, Европарламент так и не приобрел полномочий, свойственных
традиционным представительным органам. Он лишен прав законодательной
инициативы и полномочий ибо назначению и контролю над исполнительными
органами ЕС. В Союзе основным законодательным органом остается Совет,
состоящий из министров стран-членов. Особенно трудно происходит
передача полномочий национального правительства на транснациональный
уровень в наиболее чувствительной сфере безопасности, которая только
в середине 90-х гг. постепенно становится предметом согласования
в рамках ЕС.
Развитие глобальной экономики вызвало переосмысление понятия
«национальной безопасности». После Второй мировой войны понятие
«национальная безопасность» приобрело преимущественно военный
характер, базирующийся на предположении, что главная угроза
безопасности исходит от других стран. В 60-е годы мировые военные
расходы составили 400 млрд. долл. (в ценах 1984 г.) или 4.7
% валового мирового продукта. С тех пор военные расходы росли
быстрее, чем мировая экономика (в 1985 г. - 6 %). Резкое увеличение
экспорта оружия стало причиной роста военных расходов в странах
«третьего мира», темпы которого намного превышают показатели ПРС.
В РС расходы на импорт оружия и военной техники заслонили расходы
на импорт других товаров, включая зерно. Мировая торговля зерном
росла почти на 12 % в год в 70-е- 80-е гг., но затем темпы ее роста
были перекрыты торговлей оружием - 13 %[15].
Семь из десяти крупнейших импортеров оружия - страны Ближнего Востока
и Индия. Приоритеты развития стран все больше смещались в
сторону дальнейшей милитаризации экономики. Расходы на военные
исследования превосходили общие затраты на разработку новых технологий
в области энергетики, здравоохранения, сельское хозяйство
и охрану окружающей среды. Рост военных переворотов и заговоров
в странах «третьего мира» отражали амбиции военных, которые
мало подходили для руководства страной. Вооруженные силы в странах
Африки лишь изредка использовались для отражения внешней агрессии,
их основная задача заключалась в подавлении недовольства авторитарными
режимами в пределах национальных границ.
В 90-е гг. акцент смещается от военной к экономической
безопасности. Для определения влияния той или иной страны основную
роль играет теперь ее экономическая, а не военная мощь. В течение
почти всего послевоенного времени быстроразвивающаяся мировая экономика
позволяла производить и больше пушек и больше масла. Сейчас для
многих стран эти времена прошли. Милитаризация обескровливает экономику,
снижая возможности для развития гражданских отраслей. Япония, имея
минимальные расходы на оборону, занимает первое место в мире по
экспорту капитала. золотовалютным резервам, помогают покрывать
американскому государству финансовый дефицит и получать за это огромные
проценты. Необходимо сделать выбор между продолжением милитаризации
экономики и восстановлением ее ресурсообеспечивающей системы;
решением проблемы внешнего долга.
Внешний долг, возрастая быстрее, чем развивается экономика, достигает
такой критической величины, когда его уплата наносит ключевой ущерб
национальной экономике, приводя к ситуации, когда производство и
уровень жизни начинают сокращаться (как это было в Мексике и Бразилии,
а также может случиться и в России). Существующие оценки перспектив
погашения долга странами «третьего мира» представляются мрачными,
что представляет угрозу молодой демократии. Лишь немногие
правительства начали переосмысливать национальную безопасность
и делают ставку на экономический прогресс, а не на закупку оружия
(например, Аргентина). Правительства этих стран поставили во главу
угла повышение уровня жизни.
Источники новой угрозы заключаются также в истощении нефтяных
запасов, эрозии почв и снижения плодородия почв и сокращения площади
лесов, вырождении пастбищ, изменение климата. Эти процессы
создают опасность не только для национальной экономической и политической
безопасности, но и для стабильности всей международной экономической
системы. Для многих стран «третьего мира» угроза их благосостоянию
и даже выживанию исходит не от других стран, а от собственных действий,
направленных на превышение порога допустимой продуктивности биологических
систем и экономического порога погашения долгов. Для того, чтобы
обратить эту тенденцию, необходимо изменить стратегию развития.
Особенно в тех странах, где экономические потребности уже
превышают допустимый порог продуктивности лесов, пастбищ и почв.
Если в этих условиях будет по-прежнему делаться ставка на узкие
экономические критерии (норма прибыльности), то это может привести
к полному разрушению экономических и экологических систем. 5% экономический
рост уже не дает прежнего эффекта. Без осознания последствий, к
которым приведет продолжающееся следование по прежнему пути развития,
правительства с неохотой будут соглашаться с необходимостью прекратить
ухудшение экологического состояния и связанного с ним экономического
упадка.
Невоенные угрозы определены менее четко, они являются результатом
кумулятивного действия разных процессов, которые в конечном счете
приведут к краху биологической системы. Об этих процессах редко
вспоминают, пока они не доходят до критической точки и начинается
катастрофа. Поэтому в различных правительственных органах РС легче
мотивировать необходимость приобретения самых современных истребителей,
чем обосновать неотложность расходов на планирование семьи с целью
замедления роста численности населения, который подрывает экологический
фундамент экономики.
Определяя параметры национальной безопасности, стоит, вероятно,
согласится с американскими исследователями Дж. Станиславом
и Д. Ергиным, что самая лучшая основа для стабильности в изменяющемся
мире связана с глобальной моделью инвестиций и торговли, в которой
безопасность будет обеспечена разнообразием и высокой плотностью
экономических и политических связей и общностью интересов в век
охраны окружающей среды[16].
Настала пора понять, что транснациональное перераспределение
торговых и инвестиционных потоков, трансферт технологий и
производства нельзя более рассматривать лишь как изменение внешнеторговых
рамочных показателей. К ним следует подходить теперь как к серьезному
ущемлению политической свободы действий национального правительства,
как к утрате доли национально-государственного суверенитета. Очевидно,
что национальное правительство не может позволить себе транснационального
вакуума власти, в условиях которого были бы невозможны солидарные
действия на демократической основе, а единственным мотивом действий
стали экономические интересы. С другой стороны, гражданское общество,
целью которого является более свободное будущее, не может допустить,
чтобы важнейшие экономические процессы и структуры не контролировались
демократическими политическими органами. Мощи транснациональной
экономики оно должно противопоставить силу действенной, демократически
организованной транснациональной солидарности.
Однако на этом пути не будет успеха, если национальное правительство
по-прежнему будет цепляться за прежнюю ролевую модель, для которой
характерны концентрация политической власти в национально-государственных
рамках и бессилие международных учреждений. Лишь изменив эти структуры
сверху донизу, можно обрести возможность контроля за транснациональной
экономикой. Для этого необходимы, во-первых, наднациональная политическая
организация с самостоятельными полномочиями и, во-вторых, признание
того, что в новых условиях национальная безопасность основывается
не на военной мощи или на концепции самообеспеченности (автаркии),
а на значительном вовлечении в глобальную экономику, на открытости
национальной экономической системы, на принадлежности к региональным
интеграционным объединениям. Иначе говоря, национальное правительство,
если действительно озабочено безопасностью государства в условиях
глобальной экономики, должно стремиться к частичной передаче части
власти (суверенитета) на транснациональный уровень. Эти соображения
определяют, на наш взгляд, сущность концепции взаимозависимости.
На сегодня основной смысл взаимозависимости состоит в том, что
процветание в развитых странах нельзя достичь, если оно не
будет всеобщим. Сегодня мировое сообщество явно осознало необходимость
перестройки системы отношений на основе плюсовой суммы интересов.
На глобальном уровне преобладает подход, в основу которого положена
концепция «просвещенного национального интереса», т.е. преобладает
сходство позиций не на основе общности проблем, а на основе общности
интересов. Таковы проблемы разоружения, нищеты, экологии. Станы,
играющие первую роль в мировой экономике и политики, должны более
ответственно подходить к их решению, сделав их приоритетными
в своей внешней политике.
При этом все большее признание получает концепция «международного
экономического суверенитета», по которой основная ответственность
за свое развитие лежит на национальном правительстве. Оно должно
учитывать и международные последствия своей экономической политики
и нести за нее ответственность и перед своим народом, и перед
мировым сообществом.
[*]
Бетмакаев А.М., Юдина И.Н. Национальное правительство в эпоху
глобальной экономики // Исследования по всеобщей истории и международным
отношениям: Межвуз. сб. науч. ст. Барнаул: Изд-во Алт. гос. ун-та,
1997. С. 192-204.
Примечания
-
[1] См. подробнее: Вульф А. Изменения сверху
донизу (Америка в конце нашего столетия) // Соц. исследования.
1993. № 3; Моисеев Н. Н. Информационное общество: возможности
и реальность // Полит. исследования. 1993. № 9.
-
[2] Под «транснациональной корпорацией» (ТНК)
мы понимаем компанию или предприятие, работающее в нескольких
странах и имеющее 25% и более производственных мощностей
вне страны происхождения.
-
[3] Barnet R., Muller R. Global Reach. The
Power of MNC. NY, 1974. P.7.
-
[4] Дэниелс Дж. Д., Радеба Л.Х. Международный
бизнес: Внешняя среда и деловые операции / Пер. с англ. М.,
1994. С. 362-391.
-
[5] См.: Друкер П. Новые реальности. М., 1994;
Тоффлер О. Третья волна. М., 1992.
-
[6] Делор Ж. Европа на пути к 1992 г. // Международная
жизнь. 1989. № 10.
-
[7] См. подробнее: Кастельс М. Высокие технологии:
экономика и общество / Пер. с англ. М., 1990.
-
[8] Business Week. (Русс.
ред.). 1994. N 8. С.
19-23.
-
[9] Thurow L. Head to Head.
NY, 1992. P. 65.
- [10] Stanislaw J., Yergin
D. Oil: Reopening the Door //Foreign Affairs. 1992.
Vol.72. No.
4. P.81
-
[11] Лафонтен О. Общество будущего: Политика
реформ в изменившемся мире / Пер. с нем. М.,
1990. С. 110.
-
[12] Owen H. The World
Bank: Is 50 Years Enough? // Foreign Affairs. Vol. 73.
1994. N 5. P.
97-98.
-
[13] Договор о Европейском Союзе // Документы
Европейского Союза. В 3-х т. Т. 2. М., 1994. С. 55-56.
-
[14] Исполинов А.С. Договор о Европейском
Союзе: Новые полномочия Европарламента // Московский журнал
международного права. 1994. № 1. С.122.
-
[15] Der Fischer Weltalmanach:
Zahlen, Daten, Fakten. 1988. Frankfurt am Main, 1987. S. 771-910.
-
[16] Stanislaw J., Yergin
D. Op. cit. P. 91.
